Я помню, с утра пошла по магазинам, мне хотелось что-нибудь себе купить. Думаю: «Что-то мне нужно красивое». Купила себе ночнушку с кружевами, охапку фруктов. А задержка была – месяц. Но я спокойно к этому относилась, ведь мне сказали, что у меня проблемы гормональные и вообще не будет детей. И я думаю, ну, на всякий случай, куплю и сделаю тест. Пришла домой, зашла в ванную и выяснила. А я была уверена, что это гормональные мои проблемы так отразились и потому тест соврал. Подхожу к Ване, говорю: «Вот такая вот ерунда». – «Ну и класс». – «Да нет, это, наверное, что-то не то…» «Да я тебе точно говорю».
А недели за две до этого я начала класть себе подушку на живот, во сне. Начала защищать, чувствовать. Просыпаюсь, а подушка не под головой, а на животе. Я так никогда до этого не спала. Я даже представить себе ситуацию не могу, когда я додуматься до этого могла бы. Но у меня что-то щёлкнуло: «Интересно, может, это и правда как-то связано?». Ваня сразу сказал: «Я знаю». Он был уверен. Я после этого долго думала, что у меня рак, а не беременность. Вот такая я сумасшедшая. Потому что мне врачи сказали «Нет. У тебя там много сложностей». И месяц я думала: "А как мы теперь будем жить? А как же наш брак?". После этого я сказала Ване: «Мы больше не будем предохраняться, зачем? Я буду счастлива, если всё случится. Какая нам разница – сейчас, значит сейчас. Нужно будет два года – значит так».
Я сдавала кровь на ХГЧ два или три раза – ничего.
Узист мне сказал, что у меня ничего нет.
Мы полетели в Испанию, две или три недели пробыли там, по горам лазили, а потом вернулись, и я сходила к другому специалисту по УЗИ, и только там всё подтвердилось.
Я испытывала двоякие чувства. С одной стороны, здорово, а с другой - понимала, что паника моя удвоится. Когда не "хочешь, ждал, случилось", а говорят "нет" и на УЗИ не находят ничего. Но мы оба были очень рады, ни доли сомнений. Мы были счастливы. Хотя ровно за год до этого я подозревала, что могу быть беременна. Почему-то я решила, что у меня была задержка, и паниковала: «Ваня, нет, нет, я не хочу!». До сих пор не могу понять, почему так было. Сдавала анализы и с ужасом ждала, что мне скажут «да». Сейчас даже припомнить не могу, что меня так сильно напугало. Может быть, мне казалось, что я маленькая ещё, не доросла. Но это сейчас уже кажется смешным, а тогда…

Я довольна тем, что занималась. Я научилась делать свою практику так, как мне надо, и сейчас мало вещей, которые я сделать не могу. В беременность мне все твердили: «Что ты творишь?» Посмотрите, люди делают и это, и то, такое, чего я и сама побаиваюсь, а мне все: «Нет, это слишком, это слишком. Беременная женщина должна размеренно двигаться, сидеть дома, есть мясо» (смеётся). Мне пришлось отстаивать свою собственную практику. У меня была такая идеальная беременность, так гладко всё прошло, и такое адское младенчество у него, что я думаю, что в следующий раз всё будет наоборот. Меня, возможно, будет тошнить все 9 месяцев, но родится ребёнок, который будет спать 24 часа в сутки. Но я мечтаю много-много заниматься. Потому что это был такой крутой эксперимент: тело двигалось по-другому, центр тяжести смещается, это интересно. Но при этом сомнения всё-равно присутствуют по поводу того, как он там себя чувствует. Ты экспериментируешь и не знаешь, во что это выльется. «А вдруг чего?». А сам продолжаешь.
Когда я только начинала практиковать, я старалась занятие строить под человека, подстраиваться индивидуально под каждого, а теперь наоборот. Я дождалась группы людей, которым интересен именно мой подход. Потому что я считаю свою практику продуктивной и оптимальной. Если люди уходят и не приходят больше – это нормально, потому что каждому свой инструктор. Это стало для меня очевидным.

Спустя год я всё переосмыслила, и мне стало грустно. Потому что сначала, в первые несколько месяцев, я была довольна тем, как всё прошло. А сейчас понимаю, что всё было не так. Я вдруг поняла, что врач спешил куда-то. И, видимо, вместо платного договора, который я заключила официально, нужно было на руки дать денег. Хотя тоже палка о двух концах – не хочется способствовать взяточничеству. Видимо, с того момента, когда доктор предлагает: «Мы сейчас тебе воды отведём», а ты соглашаешься или просто ничего не говоришь, они считают, что ты по контракту. А я ничего не соображала, он сказал: «У тебя схватки уже», я думаю: «Ну ладно, хорошо». «Так, надо воды отвести». Хотя я готовилась к тому, что буду говорить: «Не надо никаких вмешательств», а тут он уже это делает. «Ну, значит так надо», - я ему доверяла. Мне сказали «хороший врач». И мне самой он очень понравился. А сейчас я понимаю, что он мне вколол окситоцин, хотя у меня было всего 1.5 – 2 часа схваток и отличное раскрытие, всё вообще шло прекрасно, естественным образом. А он вколол – у меня резко ещё сильнее раскрылось и «всё, сейчас будем рожать». Прошло 2-3 часа, наверное. И сразу, минут пять мы попробовали просто рожать, он начал давить. Хотя в Европе давление используют только если женщина рожает долго, 20 часов, например, и ничего не получается. Их увольняют и сажают, если они используют давление. Я совсем недавно читала статью об этом: «увольнение» - один из синонимов выдавливания. Получается, что у меня было всего 4 часа родов, и он сделал их скорыми.

Я никогда не была терпеливой, ни на что терпения не хватало. Что-то не получалось – я психовала и бросала. Всегда. Ни разу ничего не доводила до конца по-нормальному. И первые три-четыре месяца меня колбасило, меня ОЧЕНЬ сильно колбасило. Я просто плакала и плакала. Наверное, потому что мне приходилось от каких-то своих… я себя очень любила. Я себя ТАК любила. Это был какой-то бесконечный эгоизм. А тут ты понимаешь, что тебе не до этого. Ты ему нужен настолько…

Мама с рождения ребёнка стала понемногу отдаляться. Сейчас она не предлагает помощь сама, её нужно попросить. Потому, наверное, что у них зафиксировалось, что он не хочет никого, кроме меня. И мне никто никогда не скажет: давай, я приеду, а ты сходишь, погуляешь или уберёшься дома, а мы походим с Захаром. Ни разу такого не было. Даже не пришло в голову маме просто взять и предложить. Только если я позвоню и попрошу подменить меня. Сейчас Ваня с ним 5 раз в неделю по 2,5 – 3 часа остаётся, он молодец – очень хорошо справляется. Захар его очень любит.

Я очень подвижная, это я точно знаю. У меня много сил, я стала очень открыта. Раньше это было ненастоящее ощущение, мне только казалось, что я хочу общаться, что я общительная. Ерунда. Это всё от комплексов. Мне просто нужно было общаться, чтобы не видеть и не слышать себя, не успевать ничего о себе понимать. А сейчас мне нравится. А ещё я очень жёсткая. Моя дурацкая подростковая категоричность всегда была, и от неё никак не избавиться. Не могу сказать, что это усугубляется, но в другую сферу уходит. Вот мама кормит смесью на улице, и я её уже осуждаю, хотя я понимаю, что это глупо, мало ли что там у них. Или с соской ребёнок… Ну откуда это во мне, что за ерунда? Мне всегда казалось, что я с Захаром что-то делаю не так, но при этом других осуждаю. Вот эта неправильная для женщины, для мамы жёсткость. Я жуткий перфекционист, мне нужно, чтобы всё было идеально. А когда ты не добиваешься того, чего хочешь, то посещают мысли том, что ты «ничтожество» и «не можешь сделать так, как надо». Неправильно. Хотелось бы мне быть текучей. По-женски помягче. Тут принять, здесь сказать «ну да, вот так». Жёсткость не даёт мне быть гибкой в том смысле, в котором я бы хотела.

В одиночестве мне очень хорошо. Я много гуляю, очень люблю ходить. В первые пять месяцев я ходила по 6-8 часов в день. И до беременности, когда мы жили вместе с Ваней и он работал по выходным, – это были мои дни. Помню, что, когда он не выходил на работу, я расстраивалась (улыбается). Мне с сыном очень здорово, весело и интересно, но иногда я скучаю по этому ощущению самой себя, когда понимаю, чего мне хочется здесь и сейчас сделать, съесть. Удостовериться, что всё хорошо. Осознанность на грани бытовых вещей.

Я выхожу, мы можем пойти куда-нибудь позавтракать, потом мы идём в парк, он там тусуется, а я за ним хожу и что-нибудь ему рассказываю. Мне очень нравится за ним наблюдать. Я бы хотела сходить куда-нибудь в спа, на массаж. И маникюр, но не по факту, что у меня ногти накрашены, а чтобы кто-то меня потрогал. И мне бы хотелось полежать на природе пару-тройку часов не двигаясь. Чтобы было тепло и лес. Я поняла, что меня изматывает то, что ты всё время одним глазом наблюдаешь за ребёнком. Ты не можешь просто взять и отключиться. При том, что я знаю, что он молодец, есть мало пространств, в которых я могу расслабиться. Я пытаюсь найти места, где есть ограниченное пространство и нет опасных штук, чтобы сын не мог удариться. Но какая-то суета. Я такая суетная сама, что это умножается на два или три, и это меня выматывает. Хочется остановиться. У нас в городе есть камера флоатинга. Вот, я думаю, мне надо туда сходить. Я знаю, что мне нужно, чтобы в любом месте было хорошо. Чтобы была холодная вода, в которую я смогу войти, нужен холодный воздух и чем намазать себя. Всё (смеётся). Мне больше ничего не нужно. И кофе. Это моя зона комфорта.

Я бы хотела уже двоих малышей. Найти место и возможность сделать свою студию. Иногда накрывает ощущение, что ты всемогущий. Вроде ты ограничен какими-то обстоятельствами, но всё это иллюзия. Ты можешь всё - и никаких ограничений.
Я хочу свою студию, особенную атмосферу, по-хорошему странную. Но у меня есть какие-то советские страхи, унаследованные от мамы, что надо всё продумать. Хотя это непродуктивный метод. Нужно представить себе картинку, а потом вселенная сама начнёт давать тебе возможности и варианты для воплощения. А до сих пор, как только подумаю о том, что надо бы свою студию открыть, внутренний человек говорит: "Да ты что, кого ты смешишь, у тебя даже сертификата нет". Вместо того, чтобы представить людей, с которыми я работаю, пространство, я мешаю себе даже пофантазировать. Но я надеюсь, что в ближайшее время я соображу, что это всё не так работает.